Неточные совпадения
Темнеет слава их знамен,
И
бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Я бросился наверх, вскочил на пушку, смотрю: близко, в полуверсте, мчится на нас — в самом деле «
бог знает что»: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из облака, тянется к нему какая-то
темная узкая полоса, будто рукав; все ближе, ближе.
— Да
бог его знает… Он, кажется, служил в военной службе раньше… Я иногда, право, боюсь за моих девочек: молодо-зелено, как раз и головка закружится, только доктор все успокаивает… Доктор прав: самая страшная опасность та, которая подкрадывается к вам
темной ночью, тишком, а тут все и все налицо. Девочкам во всяком случае хороший урок… Как вы думаете?
Но у Бёме она в
Боге, как Его
темное начало, у меня же вне
Бога.
Глядя на
темные иконы большими светящимися глазами, она советует
богу своему...
Он призывает молиться, чтобы
Бог простил «за
темные отцов деяния».
Одни идут из любви и жалости; другие из крепкого убеждения, что разлучить мужа и жену может один только
бог; третьи бегут из дому от стыда; в
темной деревенской среде позор мужей всё еще падает на жен: когда, например, жена осужденного полощет на реке белье, то другие бабы обзывают ее каторжанкой; четвертые завлекаются на Сахалин мужьями, как в ловушку, путем обмана.
А мне, после сегодняшнего дня, после этих ощущений, остается отдать вам последний поклон — и хотя с печалью, но без зависти, без всяких
темных чувств сказать, в виду конца, в виду ожидающего
бога: „Здравствуй, одинокая старость!
Если
бог приведет свидеться, я тебя заставлю непременно объяснить
темные места твоих посланий.
Бог помощь вам, друзья мои,
И в счастье, и в житейском горе,
В стране чужой, в пустынном море
И в
темных пропастях земли.
Они были освистаны
темной толпой: но ведь за это автор трагедии —
Бог — должен еще щедрее вознаградить их.
Ромашов часто разговаривал с Гайнаном о его
богах, о которых, впрочем, сам черемис имел довольно
темные и скудные понятия, а также, в особенности, о том, как он принимал присягу на верность престолу и родине.
"Я старец. Старцем я прозываюсь потому, первое, что греховную суету оставил и удалился в пустынножительство, а второе потому, что в писании божественном искуснее, нечем прочие християне. Прочие християне в темноте ходят,
бога только по имени знают; спросишь его «какой ты веры?» — он тебе отвечает «старой», а почему «старой» и в чем она состоит, для него это дело
темное.
— Ты
темный человек, — говорили простецу в дореформенное время, — ступай,
бог тебя простит!
— Это
темная история,
бог их знает; я знаю только, что Петр Васильевич уговаривал его жениться, требовал, что папа не хотел, а потом ему пришла фантазия, какое-то рыцарство, —
темная история.
Доискались, что он живет в какой-то странной компании, связался с каким-то отребьем петербургского населения, с какими-то бессапожными чиновниками, отставными военными, благородно просящими милостыню, пьяницами, посещает их грязные семейства, дни и ночи проводит в
темных трущобах и
бог знает в каких закоулках, опустился, оборвался и что, стало быть, это ему нравится.
— Я говорил, Никита Романыч, что
бог стоит за нас… смотри, как они рассыпались… а у меня уж и в глазах
темнеет… ох, не хотелось бы умереть теперь!..
Они вовлекали
бога своего во все дела дома, во все углы своей маленькой жизни, — от этого нищая жизнь приобретала внешнюю значительность и важность, казалась ежечасным служением высшей силе. Это вовлечение
бога в скучные пустяки подавляло меня, и невольно я все оглядывался по углам, чувствуя себя под чьим-то невидимым надзором, а ночами меня окутывал холодным облаком страх, — он исходил из угла кухни, где перед
темными образами горела неугасимая лампада.
Но она с твердой и наивной убежденностью исповедовала свое общение с
темными силами и свое отчуждение от
Бога, о котором она даже боялась говорить.
— Уж так у них устроено, так устроено… — докладывала Маланья подозрительно слушавшей ее речи Татьяне Власьевне. — И сказать вам не умею как!.. Вроде как в церкви… Ей-богу! И дух у них с собой привезен. Своим глазом видела: каждое утро темная-то копейка возьмет какую-то штуку, надо полагать из золота, положит в нее угольков, а потом и поливает какою-то мазью. А от мази такой дух идет, точно от росного ладана. И все-то у них есть, и все дорогое… Ровно и флигелек-то не наш!..
— Видит
бог — нет, кормилец! — отвечал хозяин, посматривая с беспокойством на
темный угол чулана, в котором стояли две кадки с медом. — Кроме пустых ульев и старой посуды, там ничего нет.
Тогда, в веселом и гордом трепете огней, из-под капюшона поднялась и засверкала золотом пышных волос светозарная голова мадонны, а из-под плаща ее и еще откуда-то из рук людей, ближайших к матери
бога, всплескивая крыльями, взлетели в
темный воздух десятки белых голубей, и на минуту показалось, что эта женщина в белом, сверкающем серебром платье и в цветах, и белый, точно прозрачный Христос, и голубой Иоанн — все трое они, такие удивительные, нездешние, поплыли к небу в живом трепете белых крыльев голубиных, точно в сонме херувимов.
Остров, среди
темной равнины сонных вод, под бледным куполом неба, подобен жертвеннику пред лицом бога-солнца.
Карцером, во времена моего счастливого отрочества, называлось
темное, тесное и почти лишенное воздуха место, в которое ввергались преступные школьники, в видах искупления их школьных прегрешений. Говорят, будто подобные же
темные места существовали и существуют еще в острогах (карцер в карцере, всё равно, что государство в государстве), но так как меня от острогов
бог еще миловал, то я буду говорить исключительно о карцере школьном.
— Эта самая книга… ей-богу! Вот увидишь… идём! Прямо говорю — чудеса! — продолжал Яков, ведя за собой товарища по
тёмным сеням. — Даже страшно читать!.. Ну, только тянет она к себе, как в омут…
— Я? Я знаю! — уверенно сказал Щуров, качнув головой, и глаза его
потемнели. — Я сам тоже предстану пред господом… не налегке… Понесу с собой ношу тяжелую пред святое лицо его… Я сам тоже тешил дьявола… только я в милость господню верую, а Яшка не верит ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай… Яшка в
бога не верит… это я знаю! И за то, что не верит, — на земле еще будет наказан!
Вдруг какие-то радужные круги завертелись в глазах Воронова, а затем еще
темнее темной ночи из-под земли начала вырастать фигура жида-знахаря, насквозь проколотая окровавленным осиновым колом… Все выше и выше росла фигура и костлявыми, черными, как земля, руками потянулась к нему… Воронов хочет перекреститься и прочесть молитву «Да воскреснет
бог», а у него выходит: солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит…
— Дай
бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между
темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
—
Темные дела, брат… Пусти для
бога!.. Что я тебе?.. а?.. Милый…
Темное предчувствие говорит, что философия должна разрешить все, примирить, успокоить; в силу этого от нее требуют доказательств на свои убеждения, на всякие гипотезы, утешения в неудачах и
бог весть, чего не требуют.
Казалось, одни ласточки не покидали старого барского дома и оживляли его своим временным присутствием, когда
темные купы акаций и лип, окружавшие дом, покрывались густою зеленью; в палисаднике перед балконом алели мак, пион, и сквозь глушившую их траву высовывала длинную верхушку свою стройная мальва,
бог весть каким-то странным случаем сохранившаяся посреди всеобщего запустения; но теперь даже и ласточек не было; дом глядел печально и уныло из-за черных безлиственных дерев, поблекших кустарников и травы, прибитой последними ливнями к сырой земле дорожек.
Антон также глядел на дряблую избушку свою;
бог весть о чем он думал: чужая голова —
темный лес.
— Пусть
Бог милует от разбойников! — говорила Пульхерия Ивановна. — И к чему рассказывать эдакое на ночь. Разбойники не разбойники, а время
темное, не годится совсем ехать. Да и ваш кучер, я знаю вашего кучера, он такой тендитный да маленький, его всякая кобыла побьет; да притом теперь он уже, верно, наклюкался и спит где-нибудь.
Спутались в усталой голове сон и явь, понимаю я, что эта встреча — роковой для меня поворот. Стариковы слова о
боге, сыне духа народного, беспокоят меня, не могу помириться с ними, не знаю духа иного, кроме живущего во мне. И обыскиваю в памяти моей всех людей, кого знал; ошариваю их, вспоминая речи их: поговорок много, а мыслями бедно. А с другой стороны вижу
тёмную каторгу жизни — неизбывный труд хлеба ради, голодные зимы, безысходную тоску пустых дней и всякое унижение человека, оплевание его души.
— Не ври, Мишка! Ты пошли его к чёрту, Матвей! Никаких
богов! Это —
тёмный лес: религия, церковь и всё подобное;
тёмный лес, и в нём — разбойники наши! Обман!
Вызываю в памяти моей образ
бога моего, ставлю пред его лицом
тёмные ряды робких, растерянных людей — эти
бога творят? Вспоминаю мелкую злобу их, трусливую жадность, тела, согбенные унижением и трудом, тусклые от печалей глаза, духовное косноязычие и немоту мысли и всяческие суеверия их — эти насекомые могут
бога нового создать?
Вот что мне представлялось: ночь, луна, свет от луны белый и нежный, запах… ты думаешь, лимона? нет, ванили, запах кактуса, широкая водная гладь, плоский остров, заросший оливами; на острове, у самого берега, небольшой мраморный дом, с раскрытыми окнами; слышится музыка,
бог знает откуда; в доме деревья с
темными листьями и свет полузавешенной лампы; из одного окна перекинулась тяжелая бархатная мантия с золотой бахромой и лежит одним концом на воде; а облокотясь на мантию, рядом сидят он и она и глядят вдаль туда, где виднеется Венеция.
Запись, сделанная в Смоленской губернии, отвечает: женка народила Адаму такую ораву детей, что он посовестился показать их
богу; их было «дужа много», и, обернувшись назад, он не нашел их, — все они стали
темной силой.
Место умершего
бога Пана заменил униженный, гонимый маг и знахарь, которого уже не открыто, но втихомолку посещают люди, прося его заступничества перед
темными силами природы; эту природу он царственно заколдовал и тем подчинил себе.
Тут старик под кедрой сидит, а тут мы ему могилу роем; вырыли могилу ножами, помолились
богу, старик уж у нас молчит, только головой качает, слезно плачет. Село солнце, старик у нас помер.
Стемнело, мы уж и яму сровняли.
— Нет… то есть я, сударь, не про то… я, сударь, спроста, мужик, я из вашей воли… конечно, мы люди
темные, мы, сударь, ваши слуги, — примолвил он, низко кланяясь, — а уж как с женой про вашу милость
Бога будем молить!..
Нам казалось, что у него была с
богом некая
тёмная распря, видимо, мало понятная и самому старику.
Он смолк.
Темная дорожная ночь тянулась без конца, а колокольчик, казалось, бился и стонал на одном месте. Туманы продолжали ползти в вышине какими-то смутными намеками на что-то необыкновенно печальное. Чепурников вздыхал и злился рядом со мной, продолжая раздражать себя расчетами экономии, утерянной только потому, что меня
бог не послал ему месяцем ранее.
Это, может быть, знает один только
бог,
темные ночи да я их доверенный слуга Ольге Николавне за то, что они свою бабушку за всю их любовь разогорчили и, можно сказать, убили, не дал тоже
бог счастья в их семейной жизни.
Положительно можно сказать, что в каждой из них вам кинется в глаза большой дом, изукрашенный разными разностями: узорными размалеванными карнизами, узорными подоконниками, какими-то маленькими балкончиками,
бог весть для чего устроенными, потому что на них ниоткуда нет выхода, разрисованными ставнями и воротами, на которых иногда попадаются довольно странные предметы, именно: летящая слава с трубой; счастье, вертящееся на колесе, с завязанными глазами; амур какого-то особенного
темного цвета, и проч.
— «Бог-то все заранее расчислил! — набожно и злорадно думал Наседкин, косясь на степную нишу, в которой едва
темнела высокая женская фигура. Кабы не нашлись вовремя добрые люди, ты бы и теперь, вместо молитвы и воздыхания сердечного, хвосты бы с кем-нибудь трепала. А так-то оно лучше, по-хорошему, по-христиански… О господи, прости мои согрешения… Ничего, помолись, матушка. Молитва-то — она сердце умягчает и от зла отгоняет…»
— Вестимо дело, надо оглядеться, — согласился Трифон. — Твое дело еще
темное, свету только что в деревне и видел… на чужой стороне поищи разума, поучись вкруг добрых людей, а там что
Бог велит. Когда рожь, тогда и мера.
Добрые о́т
Бога,
темные от врага идут.
— А как же, — отвечал Артемий. — Есть клады, самим Господом положенные, — те даются человеку, кого
Бог благословит… А где, в котором месте, те Божьи клады положены, никому не ведомо. Кому Господь захочет богатство даровать, тому тайну свою и откроет. А иные клады людьми положены, и к ним приставлена
темная сила. Об этих кладах записи есть: там прописано, где клад зарыт, каким видом является и каким зароком положен… Эти клады страшные…
Лишь за три часа до полуночи спряталось солнышко в черной полосе
темного леса. Вплоть до полунóчи и зá полночь светлынь на небе стояла — то белою ночью заря с зарей сходились. Трифон Лохматый с Феклой Абрамовной чем
Бог послал потрапезовали, но только вдвоем, ровно новобрачные: сыновья в людях, дочери по грибы ушли, с полдён в лесу застряли.